Верховный суд запретил мешать последнему слову
Даниил Горьков, юрист Criminal Defense Firm, прокомментировал решение Верховного Суда РФ о недопустимости прерывания обвиняемых в ходе прений и последнего слова.
Верховный суд (ВС) подчеркнул недопустимость прерывания обвиняемых в ходе прений и последнего слова. Нижестоящим инстанциям напомнили сверху о том, что разбирательство считается справедливым, если человек мог максимально полно высказаться по своему делу. Эксперты объяснили практику вмешательства в выступления тем, что судьи спешат вынести обвинительные приговоры. О том же говорят и такие решения, когда отказ от раскаяния из-за непризнания подсудимым вины признают отягчающим обстоятельством.
Как указал ВС, рассматривая одну из жалоб, осужденный был безосновательно ограничен апелляцией в праве на участие в рассмотрении дела. То есть был лишен возможности довести до суда свою позицию по обжалуемому приговору. Такое решение нижестоящей инстанции ВС признал незаконным.
При этом ВС подтвердил, что суд не может, руководствуясь субъективными представлениями о том, что должно или может содержаться в выступлении подсудимого, а что нет, по сути дела, прерывать его последнее слово. Таким образом, ВС в очередной раз вернул отечественную Фемиду к действующей позиции Конституционного суда (КС): лишение возможности участвовать в судебных прениях ничем не оправдано, не является справедливым и выходит за пределы конституционно допустимых ограничений прав и свобод. Понятно, что раз ВС опять напоминает судам общей юрисдикции в целом о данном решении КС, то это означает, что те этот принцип правосудия фактически игнорируют.
Вице-президент Ассоциации юристов по регистрации, ликвидации, банкротству и судебному представительству Владимир Кузнецов полагает, что одной из причин, наверно, можно назвать «обыкновенное нежелание судов долго рассматривать дело». Однако нарушение баланса между обвинением и защитой действительно недопустимо, а прения являются одной из тех стадий процесса, в рамках которой стороны представляют свои позиции. Последнее же слово и вовсе является конституционно значимым механизмом защиты прав подсудимых, их нарушение относится к категории грубейших. Правда, настаивает Кузнецов, вышестоящие суды довольно часто обращают на это внимание, что влечет за собой отмену неправосудных актов нижестоящих инстанций.
Возможность выступить в прениях и последнем слове хотя и относится к основным правам подсудимого, но законом регламентирована слабо, что предполагает «творческий подход», подчеркнул старший партнер АБ MILL Алексей Артемов. Суд, с одной стороны, не вправе ограничивать продолжительность прений, но, с другой стороны, судья вправе останавливать участвующих в них лиц, если они касаются обстоятельств, не имеющих отношения к рассматриваемому уголовному делу, доказательств, признанных недопустимыми, или тех, что не были исследованы в судебном заседании. Понятно, что зачастую сложно однозначно ответить, какие обстоятельства имеют отношение к делу, а какие – нет, это остается на усмотрение суда. Некоторые судьи терпеливо выслушивают даже отклоняющегося от дела гражданина, другие предпочитают «руководить» и прерывать выступления по малейшему поводу. По его словам, «в большинстве случаев к началу прений сторон суд уже определился с итоговым решением, но «вынужден» слушать участников процесса для формального соблюдения их прав, чтобы не было возможной отмены приговора из-за такого нарушения». Подсудимые же чаще всего рассматривают выступления как последнюю надежду на то, чтобы склонить чашу весов в свою сторону. Артемов подтвердил «НГ»: ВС уже не впервые констатирует, что возможность высказаться в прениях и последнем слове – это гарантированные государством права подсудимого, они не могут ограничиваться произвольно, но, к сожалению, отмена приговоров в связи с нарушением таких прав ведет лишь к формальному пересмотру дел. То есть к устранению допущенных ошибок и к прежнему игнорированию высказанных в прениях и последнем слове доводов по существу.
Член Ассоциации юристов России Виктория Тютюнникова напомнила, что «речи участников судебных прений могут длиться столько, сколько необходимо для изложения соображений по предмету рассмотрения, и суд не вправе ограничивать их продолжительность определенным временем». Законом никаких временных ограничений не установлено, хотя, подчеркнула она, более убедительной часто оказывается краткость. При этом вполне понятно, что, «ограничивая во времени стадию прений для подсудимого, который не нарушает судебных порядков, суд подспудно высказывает свою позицию в отношении этого лица и показывает, что не рассматривает его как равнозначного по правовому статусу участника процесса, например государственного обвинителя, которого не останавливают и не прерывают».
Кстати, не менее важное решение, касающееся заявлений подсудимых, вынес и Седьмой кассационный суд общей юрисдикции. Он указал, что нельзя учитывать в приговоре фактор отсутствия раскаяния, если подсудимый продолжает настаивать на невиновности. Если он отрицает свою вину и именно потому не желает каяться, то это не может отражаться на назначении наказания, скажем, затруднять его возможное смягчение. Отмечая это кассационное решение, Тютюнникова заметила, что зачастую имеют место случаи, когда, кроме признательных показаний, нет ни одной прямой улики, а доказательства – лишь косвенные. То есть только благодаря признательным показаниям лица преступление и раскрыто. «Но что в итоге – обвинительный приговор, причем деятельное раскаяние если и учитывается, то косвенно, то есть не сильно влияет на вид и меру наказания. Недаром уже много лет бытует поговорка: признание вины и раскаяние не смягчают наказания, а увеличивают срок!» – пояснила «НГ» эксперт. По ее мнению, настаивая на признании вины и раскаянии, суды тем самым лишают подсудимого возможности рассчитывать на реализацию своего права на состязательность и равенства сторон, на защиту в целом и, конечно, на презумпцию невиновности. Раскаяние предусматривает добровольность и искренность, а не признательные показания в обмен на уменьшение срока или смягчение наказания, возмутилась Тютюнникова. И она напомнила, что признания сокращают время для расследования и рассмотрения дел в суде, хотя при этом «не берется во внимание, что за каждым обвинительным приговором стоит и человеческая судьба, и, возможно, чья-то судебная ошибка».
«Незаконное лишение участников процесса процессуальных возможностей ведет к нарушению принципа законности, ущемляет закрепленное Конституцией право на доступ к правосудию и на судебную защиту, умаляет достоинство личности, а также произвольно нарушает конституционный принцип осуществления судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон», – заметил «НГ» юрист Criminal Defense Firm Даниил Горьков. По словам основателя и СЕО консалтинговой группы vvCube Вадима Ткаченко, такие ситуации связаны не с конкретным интересом или с нежеланием дать оправдаться. Судьи сами напоминают сторонам по ходу процессов, что нужно быстрее излагать мысли, так как у них мало времени. «И даже мы – юристы – сталкиваемся со сложностями при таких обстоятельствах, когда надо быстро собраться с мыслями. Это этика судейского поведения, нужно давать возможность высказать слово каждой стороне. Необходимо и учитывать такие решения, при вынесении которых сторонам не дали полноценно высказаться», – подчеркнул эксперт. Что же касается отсутствия раскаяния в случае непризнания своей вины, продолжил Ткаченко, то это «один из столпов уголовного права и процесса». И хотя мнения относительно данного вопроса расходятся: многие юристы считают, что нужно в любом случае раскаиваться, даже если не признаешь свою вину, ведь тогда суд будет снисходительнее, но это неправильно, считает он, «раз человек не признает свою вину, то и раскаиваться ему в принципе не в чем».
Управляющий партнер АБ MILL Олег Сопоцинский подтвердил, что перечень обстоятельств, отягчающих наказание, приведен в ст. 63 УК – и он является закрытым, то есть не подлежащим дополнению по усмотрению правоприменителя. А отсутствие раскаяния в совершенном преступлении к таким узаконенным обстоятельствам не относится. Так что в этом смысле, абсолютно не имеет значения, признает вину либо нет подсудимый, не раскаявшийся в содеянном. В конкретном же деле, таким образом, заявил он, допущено максимально вопиющее нарушение, мимо которого не смог пройти кассационный суд, увидев, что при назначении наказания учтено отсутствие раскаяния лица, не признающего вину. Но в действительности, предположил Сопоцинский, суд, допустивший нарушение, всего лишь по ошибке положил на бумагу устоявшейся в судебной системе стереотип, когда непризнание вины и отсутствие раскаяния со стороны подсудимого автоматически влечет более суровый приговор. Ведь судьи стремятся в целях облегчения себе мотивировки своих решений и минимизации их результативного обжалования добиться наличия в деле «царицы доказательств», то есть признания вины. Так что нарушение, допущенное судом, подытожил эксперт, демонстрирует, насколько глубоко в сознании судей закрепилось противоречащее смыслу правосудия стремление максимально сильно наказать подсудимых, пытающихся реализовать свое естественное право на защиту. И это, к сожалению, «давно не является секретом».
Екатерина Трифонова