Действенный способ борьбы

О праве заявлять ходатайство

В настоящем отклике на статью Вячеслава Денисова «Реализуя неэффективное право» автор, отмечая, что прекращение в отношении подозреваемого уголовного преследования и наделение его статусом свидетеля не всегда является безоговорочной и бесповоротной победой стороны защиты, считает заявление защитником ходатайств единственным действенным способом в борьбе с правоохранительным произволом.

Ознакомившись с содержанием публикации коллеги, уважаемого Вячеслава Денисова, хочу удостоверить его логичные выводы о том, что адвокату-защитнику, особенно при вступлении в уголовное дело с момента задержания его доверителя, выполнения с ним неотложных следственных действий, предъявления обвинения и возможного ходатайства следователя перед судом об избрании исключительной меры пресечения, крайне необходимо проявлять профессиональную настойчивость и тратить максимум усилий для недопущения любых негативных последствий. И, на мой взгляд, первопричиной для подобного натиска является не тяжесть преступления, в совершении которого подозревается (обвиняется) доверитель, а искреннее и чистоплотное отношение адвоката к своим обязанностям защитника.

В своей же адвокатской практике я давно убедился, что ограниченность прав защитника уже давно не является легендой. Скорее, это хмурая действительность, которую многие из нас ежедневно клеймят в ожидании чуда. Однако данное обстоятельство не может и не должно служить препятствием для светлых умов прозорливых коллег, готовых и способных отстаивать как законные права и интересы доверителей, так и свои собственные.

Возвращаясь к обсуждаемой публикации, отмечу, что после вынесения Постановления Конституционного Суда РФ, на которое коллега абсолютно уместно ссылается, проблема прекращения уголовного преследования в отношении подозреваемых, задержанных в порядке ст. 91 и освобожденных впоследствии со ссылкой на п. 1 ч. 1 ст. 94 УПК РФ (из содержания публикации этого не следует, но предполагаю, что все было именно так), была немного нивелирована (что ни в коей мере не умаляет заслуги адвоката).

Ранее, даже после освобождения доверителя из ИВС или СИЗО, последний, за редким исключением, продолжал оставаться в статусе подозреваемого. Данное обстоятельство, с одной стороны, наделяло его более широким, нежели свидетеля, кругом прав (знакомиться с постановлениями о назначении любых судебных экспертиз, уведомлениями о продлении процессуальных сроков и т.д.). С другой стороны, необоснованно продолжалось его фактическое уголовное преследование. Однако плох тот подозреваемый, который не мечтает стать свидетелем.

Разъяснение же Конституционным Судом РФ в 2017 г. позиции, согласно которой в случае освобождения задержанного подозреваемого подтверждается отсутствие достаточных данных даже для выдвижения такого подозрения, что служит поводом и для разрешения вопроса о прекращении (невозможности продолжения) уголовного преследования лица, освобожденного из-под стражи, как бы поставило точку над i в этом давнем споре между сторонами защиты и обвинения.

Является ли в принципе прекращение в отношении подозреваемого уголовного преследования и наделение его статусом свидетеля безоговорочной и бесповоротной победой стороны защиты? Не всегда.

На первоначальной стадии расследования уголовного дела, в пылу неотложных следственных действий, градус которых зачастую поднимается за счет многочисленных, «убедительных» рапортов сотрудников оперативного сопровождения, следователи зачастую допускают оплошности, которые приводят к наделению статусом подозреваемых лиц, не причастных к совершению расследуемых событий. Когда туман рассеивается и наступает время обращения в суд со знаковым для привлекаемого к уголовной ответственности лица ходатайством, следователь, по моему убеждению, повторно, а возможно, что и в десятый раз, должен оценить сведения о причастности подозреваемого к преступлению, их достаточность и неоспоримость. Безусловно, что на упомянутом первоначальном этапе уголовного преследования крайне важную роль играет правильно определенная и последовательная позиция стороны защиты. И вот перед страхом отказа надзорного органа в поддержании ходатайства или отказа судом в его удовлетворении пелена падает с глаз, а увещевания оперативников звучат уже не так пронзительно. Счастливые защитник и вчерашний подозреваемый получают на руки постановление о прекращении уголовного преследования. За этим следует формальный допрос последнего в качестве свидетеля, что придает ему уверенности в последней встрече с правоохранителями по данному уголовному делу. Дай Бог!

Впоследствии, получив, например, материальное внушение в виде депремации за скоропалительное и необоснованное задержание лица, следователь начнет скрупулезно отыскивать новые доказательства его причастности к преступлению и, как следствие, виновности в его совершении.

Пройдут дни, недели, а возможно, и месяцы, когда бывший подозреваемый явится на дополнительный допрос в качестве свидетеля, где ему будет объявлено, что ранее вынесенное постановление о прекращении уголовного преследования отменено высшим руководством как необоснованное, а в настоящее время все доказательства его вины собраны в полном объеме. Дальнейшее развитие событий вам известно…
Уважаемые коллеги, прошу простить меня за ироничный, скорее литературный, тон комментария и бурную фантазию, однако многим из нас подобные ситуации знакомы не понаслышке.

Возвращаясь к умозаключениям коллеги Вячеслава Денисова о том, что заявление защитником ходатайств должно быть осознанным и опережающим ход следственной мысли инструментом, хочу отметить, что декларированное в п. 8 ч. 1 ст. 53 УПК РФ право лично я не воспринимаю как формальное или предсказуемое. Возможно, только оно наряду с жалобами в надзорный орган остались в настоящее время единственными действенными способами в борьбе с правоохранительным произволом.
При этом необходимо помнить, что основной задачей заявления защитником тех или иных ходатайств является не восполнение материалов уголовного дела («…ходатайствую о допросе Иванова, Петрова и Сидорова…») и, как следствие, оказание правоохранителям «медвежьей услуги» в искусственном создании доказательств стороны обвинения, а именно осознанная попытка восстановления нарушенных прав и интересов доверителя.